фото - название - описание
название Грибная лирика название Самый большой гриб
Самый большой гриб

Самый большой гриб

Самый большой гриб

В нашей деревне раньше всех петухов просыпается петух моей бабушки. Он долго, как горнист, тянет первое «ку-ка-ре-ку!».

Соседский петух Гусар сразу же начинает злобно квохтать. Потом он тоже кукарекает, но как-то сипло и скрипуче, словно спросонья откашливается. Бабушкин петух побеждает Гусара в пении, но проигрывает ему в боях и к концу лета теряет больше половины перьев.

Бабушка однажды сказала:

— Не горюй, Петенька, не горюй. Ведь ты — артист, а Гусар — хулиган.

…Я сидел на крыльце, цедил из крынки молоко и смотрел, как Петенька и Гусар готовятся к бою.

Они неподвижно стояли друг против друга, вытянув нахохленные шеи. Кончики их клювов едва-едва заметно то отпускались, то поднимались, как носики весов в сельпо. Я смотрел на петухов, а Мишка и Борька почему-то все не шли и не шли. Мы еще вечером договорились пойти на зорьке по грибы.

Увидев, что с Мишкой и Борькой идет Зойка, я задохнулся от злости и бросил в петухов брикетом торфа.

Эта Зойка лучше всех играла в «чижик» и на днях маяла меня почти целый час. Я отмаялся и двинул её как следует. Она упала и разбила коленку.

Я готов был испепелить Мишку и Борьку, когда они подошли поближе.

— Договорились вчера?! Договорились?! И гоните её! Или я, или она!

— Пошли, Зойка! — сказал Мишка.

Я тут же перестал считать его самым справедливым человеком в деревне.

Зойка, грустно стоявшая поодаль, виновато на меня посмотрела, а Борька мстительно поджал губы: «Жадиной меня дразнил? Дразнил». Борька тоже крикнул Зойке:

— Пошли!

Это меня ошарашило. Я, сам того не замечая, поплёлся следом за ребятами.

На краю оврага, за которым начинался большой лес, Мишка обернулся и, увидев меня, что-то сказал Борьке и Зойке. Они присели на пенёчки, глядя в мою сторону.

Когда я подошёл, Мишка сказал:

— Мы тут конкурс устроили. Первая премия тому, кто больше всех соберёт, а вторая — за самый красивый гриб. Будешь?

Я не хотел разговаривать. Я только дышал от злости часто и жарко, как дракон из киносказки, а потом крикнул:

— Из-за вас забыл жратву и лукошко!

Борька сказал:

— Вечно на чужое надеешься.

Тогда я снял рубашку, затянул узлы на вороте и на рукавах, сказал:

— Ещё увидите!.. — и первым вошел в густой березняк.

Сердце у меня билось, как на стадионе, когда назревает первый гол. Я пробормотал свое главное заклинание: «Нет грибов в лесу. Совсем нету. Плохой лес. Пойду лучше домой…» — и сразу увидел в траве сыроежку. Она была розовая, запотевшая, с прилипшей к шляпке жёлтой травинкой, очень похожая на моего двоюродного братишку после ночёвки на сеновале. Я не срезал её, а пошёл дальше. За березкой мелькнул синий Борькин свитер. Я ещё раньше заметил, что если начинаешь злиться, грибы не попадаются, да и в «чижик» перестаёт везти. Поэтому я плюнул Борьке вслед, спокойно присел на корточки, заглянул под ёлки, потом подошёл к трухлявому пню. Из него выскочила ящерица.

Я не успел додуматься, почему это у ящериц отрастают хвосты, а у бульдогов ни капли не отрастают: рядом с папоротником стояли два подберёзовика. Я их срезал под шляпку и пошел низинкой. Там было видимо-невидимо подберёзовиков. Только я не радовался, а думал: «Ну и что? Наберу их полную рубаху, а они в кашу превратятся. Пойду лучше на пригорок, где сосны и ёлки. Найду самый красивый гриб и кину его в Зойку. И не надо мне премии… Предатели!»

Вдруг где-то слева от меня зааукала Зойка. Я, не откликаясь, пошёл в её сторону. Зойка стояла на пригорке и аукала, не замечая меня.

Я еще больше её возненавидел. «Подумаешь, заботится… Не такой я человек… Сам не заблужусь».

Я шел и ворчал.

— Что ты говоришь? — спросила Зойка, подлизываясь.

Я молча прошёл мимо, но успел заметить, что в Зойкином лукошке полно маслят, и подберёзовиков, и подосиновиков, а сверху лежат два крепких боровичка.

«Как дам сейчас пенделя по лукошку и все грибы растопчу, растопчу!» Сказав себе это, я немного успокоился и увидел Мишку. Он разглядывал кору на старой берёзе. А Борьки нигде не было видно. Я точно знал, что он идёт стороной по своим тайным грибным местам. Я как-то хотел за ним увязаться, но он нарочно петлял и проваливался, будто сквозь землю.

Мишка срезал кору с берёзы и пошёл дальше. Я побрёл за ним, и вдруг мне стали попадаться белые. Один! Другой! Потом целых три настоящих боровичка, присыпанных залежалой хвоей.

Мишка и не думал их находить. Он смотрел не под ноги, как я, а на ветви старых деревьев и засохших кустов. Ещё он копался в валежнике.

Зойка тоже шла неподалеку. Я злобно следил за её действиями. Заметив гриб, она неторопливо подходила к нему, и плавно кланялась, и улыбалась. Эта воображала как будто говорила: «Здравствуй, милый гриб».

Я прямо выходил из себя. К тому же мне было неудобно нести наполовину набитую грибами рубашку. И тут мне повезло. Я нашёл картонный ящик от конфет, высыпал в него грибы, обвязал рубашкой, и получилось лукошко.

Вдруг Мишка крикнул:

— Эй! Привал! Есть охота!

Он прилёг под ёлкой, Зойка села напротив него, а запыхавшийся Борька немного погодя вынырнул из-за кустов.

Я присел поодаль от них на брусничной лужайке. От холодных горьковатых брусничин только сводило скулы и есть хотелось ещё больше. Я чуял запах черного хлеба, колбасы и лука. Я слышал, как кто-то сдирает кожуру с холодных картофелин, и чуть не плакал от голода, но думал: «Вот умру здесь в лесу, а не попрошу и не подлижусь… Ни за что! Ни за что!»

— Вовка! Айда! Всё готово! — крикнул Мишка.

Я обернулся, хотел встать и пойти хорошенько поесть, но вместо этого почему-то огрызнулся:

— Обойдёмся… не нуждаемся… — Я даже рот раскрыл от удивления и подумал про себя: «Вот дурак-то, ну и дурак»,- как будто огрызнулся не я, а кто-то другой.

— Не хочет… не надо… упрашивать не будем… — сказал Борька, уже набивший полный рот.

А я всё ел и ел целыми пригоршнями бруснику и не смотрел в сторону ребят. Они сначала молчали, потом разговорились.

— Значит, я две премии получу? — спросил Борька, сыто икнув.

— Когда кончим искать, — неохотно ответил Мишка.

— По премиям деньги будут? — спросил Борька.

— В тыщу раз поважнее денег! — сказал Мишка, а Зойка радостно ойкнула.

Борька вздохнул.

— Ладно. Грибы-то я всё равно на рынке продам. Сушеные. Рупь за нитку.

Мишка громко сплюнул.

— Скучный ты тип… а гриб твой, правда, красивый.

Я сразу обернулся, чтобы взглянуть на самый красивый гриб, а Зойка, привстав на коленки, добродушно протянула мне полбатона.

И колбаса в нём краснела, чайная, наверно, и масло блеснуло, и у меня потекли слюнки! Только я сказал:

— Пошли дальше! Расселись, как… эти…

Мы снова побрели по лесу неподалеку друг от друга. Борька уже не прятался. Он набрал почти полную корзину грибов и, находя боровик, выбрасывал подосиновики и моховики.

У меня от брусники заболел язык и хотелось пить. Тогда я нашёл огромный рыжик. В его огненной шляпке-воронке накопилось много росы, а может, вчерашних дождинок. Я срезал рыжик под самый корень и выпил всю эту холодную, мягкую воду, как из золотого ковшика. И ещё два нашел и выпил.

Грибов было много, но самый красивый все-таки не попадался. А он мне нужен был больше всего на свете! Больше Зойкиного полбатона и рыжиковой воды! Только бы его найти! Ко мне подошёл Борька.

— Помоги нести корзину за десять белых… — Я молчал… — Ну, за пятнадцать…

Тогда я заорал:

— Пшел! Как двину, и рассыплешься в пух и прах! У! У! У!

Борька, чуть не выпустив из рук корзины, шарахнулся в сторону.

Я снова начал колдовать: «Плохой лес… никогда сюда не приду… Ух, какой плохой лес!.."

— Ну, как дела? — Ко мне подошёл Мишка и заглянул в коробку. — Ничего. Но победит, конечно, Борька. А жаль. Пошли обратно. Поздно уже.

Широкая корзина Мишки была полным-полна всякой коры и сучков, а за плечами у него висел маленький пенёк с колючими отполированными корешками.

— Пошли, — сказал я.

И мы двинулись в обратную сторону. Зойка шла за нами следом, а Борька пыхтел над корзиной и нудил:

— Отдавайте мне премию. Домой же идём…

— Вот выйдем из лесу, тогда и получишь, — сказал Мишка.

Меня подташнивало от голода. Я думал: «Скорей бы деревня, там щи стоят в печке и хлеб тёплый… Всё съем! А потом молоко из погреба… и киселя с бубликом… и ещё щей налью…»

Мы шли долго-долго, но всё почему-то не выходили к широкой просеке. Тогда мы свернули круто вправо, прошли километра четыре, но тоже не вышли к ней и поняли, что накрепко заблудились.

Борька сказал:

— Вот и хорошо. Отдохну и всю корзину донесу.

Он отошел в сторону, за кусты. Я наблюдал за ним. Он отошел как будто по одному делу, а сам вынул из-за пазухи кусище хлеба и луковицу и стал быстро есть. Потом он вышел из-за кустов как ни в чём не бывало. Я задохнулся от злости, но вдруг меня осенило.

— Спички! — закричал я. — Спички есть?

Мишка порылся в карманах.

— На… я печку утром растопляла… — еле слышно сказала Зойка.

Я вырвал коробок у неё из рук.

— Грибы будем жарить. Дров давайте. Встали, как… эти…

Костёр мы разложили под большой елью почти на краю оврага. Было темно в лесу, но не страшно.

— За меня не беспокоятся, — сказала Зойка, — мы уже третий раз до утра заблуждаемся.

Я нанизал на обструганную веточку шляпки боровиков, но держал их не над огнем, а над угольками уже сгоревшего хвороста.

Мишка и Зойка тоже жарили шляпки. Борька рассматривал Мишкины находки.

— Зачем тебе это барахло вместо грибов?

— Пригодится, — сказал Мишка, — вон из той ветки боярки я сделаю фигурку «Злюка».- Борька ехидно покосился в мою сторону. А из пенька со щупальцами выйдет скульптура «Жадина». Понял? Из коры с веткой «Альпинист» получится. Вот зачем.

Борька надулся.

Потом пошёл дождь. Костер зашипел, запарил и стал гаснуть. Мишка, Зойка и Борька перебрались под большую ель и прижались друг к дружке, а я сел за стволом с другой стороны.

— Давайте спать, чтобы не бояться, — сказала Зойка.

Она разгребла руками грибы в лукошке, достала с донышка полбатона и пододвинула лукошко поближе ко мне.

«Не дождёшься… ни за что не съем… не такой я человек…», — думал я, покраснев и сглотнув слюну. Я ерзал на своем месте и чуть не плакал оттого, что я такой злюка, а Зойка такая добрая со своим полбатоном.

Дождь все лил и лил, но капли сквозь ветви не падали.

Я боролся с полбатоном изо всех сил, а потом дотянулся до него и съел. И даже подобрал с земли мокрые крошки хлеба. Мне было стыдно, но я тоже захотел спать. Сначала я присел рядом с Борькой. Так было теплее. Он и во сне не выпускал из рук самый красивый гриб. Глаза у Борьки были слегка раскрыты, как будто он сторожил свою корзину. Мне стало противно, и я сел рядом с Зойкой.

Она никак не могла удобно устроиться и всё перекладывала голову с одной коленки на другую. Потом Зойка сложила на груди свои руки крест-накрест и прижалась ко мне. Я крякнул про себя, как старый дед: «Хм… вот дурёха… заснула, видите ли, со своими кудряшками».

Эти кудряшки щекотали мое ухо, но я даже дышать старался осторожно, чтобы не разбудить Зойку. Мне почему-то было её жалко-жалко.

Когда я проснулся, уже начинало светать. Я побежал на пригорок и залез на высоченную сосну, чтобы заметить, откуда покажется солнце. Я вспомнил, что оно выходило по утрам из-за колхозной бани. И как только слева от меня показался его красный гребешок, я слез с сосны и растолкал Мишку, Зойку и Борьку.

— Пошли, я выведу. Разоспались, как… эти…

Мы, позёвывая и зябко поёживаясь, побрели к солнцу и немного погодя вышли к просеке. Её, как сцену, уже заливали сотни солнечных прожекторов. А в прожекторах порхали белые бабочки.

— Воображают, как девчонки, — заметил я вслух.

Зойка тут же сказала:

— Смотри! Вот жук летит!

Здоровенный жук летел мимо нас, но прямой и вдруг — бац! — с разгона стукнулся лбом о дерево.

— Как мальчишка! — засмеялась Зойка.

Я раздул ноздри и приготовил кулаки, но она не намекнула мне про полбатона и не съехидничала. И тогда я, ни на кого больше не злясь, вовсю разговорился с умным Мишкой. Мы вместе думали, почему у ящериц отрастают хвосты, а у бульдогов нет.

Борька еле тащил свою корзину и то и дело нудил:

— Когда же премия? Две давайте мне премии.

Я совсем не думал о самом красивом грибе и вдруг в сторонке среди кустиков костяники увидел огромную бурую шляпу боровика.

Я развёл руки, как будто ловил голубя, и не дыша, на цыпочках пошел прямо на гриб. Но он и не думал бежать, и я встал на колени перед гигантским и добрым грибом. На его шляпе, свернувшись в клубочек, как кошка на крыше, лежала улитка и ползли мураши. Я подумал, что такой большой гриб, наверно, должен быть гнилым, и заглянул под шляпу, но она была ровная, светло-жёлтая, вся в капельках влаги и без единого червякового зигзага. И пахло от неё, как от полной тарелки грибного супа.

Вот она, первая премия! Я вынул ножик, но увидел Зойку. Она шла, не замечая меня. Тогда я отошел в сторону и притворился, что ищу костянику.

Зойка чуть не споткнулась о гриб и ахнула и тоже встала перед ним на колени.

— Вовка!.. Вовка!.. Гриб!..

Я подошел, посмотрел с удовольствием на гриб и сказал, пожав плечами:

— Ну и что? Ну, гриб… Удивляется, как… эта…

Мишка и Борька подбежали к нам и тоже встали перед грибом на колени.

— Давай Зойке премию! — сказал я Мишке.

— И мне… — скрипнул зубами Борька.

— Премия за самый красивый гриб, — объявил Мишка, — присуждается Зойке. А за количество — Борьке.

— Давай! — Борька подставил руки.

— И Зойка, и Борька получают высшую на свете премию — Радость Победителя! — Зойка захлопала в ладоши, а Борька закричал:

— Не надо мне радость!.. Я хочу… чтобы в руки… что-нибудь твердое! Наду-ули!

Я хотел срезать гриб и отдать Зойке, но она оттолкнула меня.

— Не надо… Жалко… Пусть растёт до конца.

— Подумаешь… пусть… — сказал я.

— Короную тебя на пост царевны, королевны и принцессы всех грибов! — торжественно провозгласил Мишка, и мы пошли дальше, но долго ещё оборачивались.

Потом просека кончилась, запахло дымком, и я засмеялся, услышав звонко-золотистое «ку-ка-ре-ку!» и злобное квохтанье. Это тужился хулиган Гусар, а кукарекал «артист», славный петух моей бабушки.

Автор: Юз Алешковский
Источник: RusLita.ru

 
Поделись с друзьями! Спасибо!
Gribnik-Club